Здравствуйте, ГостьПередо мной два пожелтевших от времени тетрадных листочка в линейку с датами «2 августа 1941 года, 6 часов утра» и «11 сентября 1941 года». Письма с фронта от Саши Тервонина любимой жене Зиночке и маленькому сынишке Вове. Эти дорогие весточки да пара стареньких, с потрескавшимся глянцем и потрёпанными краями фотографий – всё, что осталось у Владимира Александровича Тервонина на память об отце. Удивительно, как могли эти письма сохраниться. Видно, и впрямь рукописи не горят. А ведь пришлось им в буквальном смысле пройти огонь и воду, блокаду Ленинграда, эвакуацию и многочисленные переезды.
Отца, да и всё, что происходило во время блокады, я помню только по рассказам мамы, – говорит Владимир Тервонин. – Когда началась война, мне было всего-то два года с небольшим. Отец ушёл на фронт в июне 41-го, а в 43-м нам пришла похоронка. Поэтому мама – это моя память, а её медаль «За оборону Ленинграда» – награда за подвиг, за спасение не только жизней, но и памятников истории и архитектуры, которыми в Питере является каждый дом. Мама вместе с другими женщинами во время авианалётов дежурила на крышах и сбрасывала с них зажигательные бомбы.
Наверное, не открою секрета и не скажу чего-то нового, но самое страшное воспоминание из детства – это голод. Не дай бог никому такого испытать. Очень долго не мог избавиться от чувства, что кусок хлеба, который ем сейчас, последний. В 43-м маме удалось каким-то чудом попасть на машину, которая отправлялась через Ладогу на «большую землю» и вывезти нас – меня и тётю – в Краснодарский край к родственникам. В станице Каневской, где мы жили, с продуктами было полегче, но даже там я будто старался наесться впрок и, как хомяк, набивал щёки хлебом.
После 9 мая 45-го наша семья вернулась в Ленинград. Никогда не забуду, как мы в теплушке больше месяца добирались домой. Вагончики на две-три семьи, весь эшелон забит ленинградцами, и каждый живёт ожиданием – ещё чуть-чуть и вновь можно будет увидеть Фонтанку, свой родной двор, улицу, не бояться, что вот-вот раздастся взрыв и опять придётся хоронить кого-то из знакомых или родных. Я хоть и был семилетним мальчишкой, хорошо помню то ощущение счастья.
Жизнь потихоньку налаживалась. Что интересно, самым ходовым товаром в то время была… обычная синька. На неё охотно выменивали продукты, а на рынке её продавали на развес по чайной ложке. Почему? Синька годилась не только при стирке белья. Людям хотелось вернуть в жизнь яркие краски, поэтому, когда восстанавливали дома, в известь добавляли и синьку…
Владимир Александрович, неожиданно прервав рассказ, в который раз развернул пожелтевшие странички отцовского письма, пробежал глазами поблёкшие строчки. «Пускай в следующем письме Вовочка напишет что-нибудь красным карандашом. Он, наверное, подрос. Дорогой сынок, слушайся маму, бабушку и дедушку. Целую крепко. Папа».
– Хлопот я родным доставил немало, – смущённо улыбаясь и будто извиняясь перед отцом, замечает он. – Даже из дому сбегал. Нет, не потому что чем-то был недоволен – путешествовать хотелось. Однажды с мамой и отчимом уже после войны побывали у его родственников на Азовском море, в Мариуполе, и я решил туда вновь отправиться. Самостоятельно. Домой меня, естественно, вернули, примерно наказали, но странник во мне так и не умер. «Бегунков», кстати, среди «военных детей» было очень много – мы взрослели быстро, и нам хотелось независимости. Наверное, тяга к путешествиям уже гораздо позже, в 72-м году, и привела меня на Север. По совету приятеля приехал в Печору, только устроился в гостиницу, а тут из Усинска нефтяники на побывку домой возвращаются и на ночлег останавливаются в этой же гостинице. Мы разговорились, они так красочно описали свою жизнь в Усинске, что уже на следующий день я улетел в посёлок нефтяников.
Профессия токаря, которую Владимир Александрович получил после школы, здесь не пригодилась, поэтому сначала работал грузчиком, а потом выучился в Печоре на водителя.
От УНГРЭ ему выделили койку в общежитии. И так получилось, что ребята, которые жили в той же комнате, помогли Владимиру раскрыться как удивительно одарённой творческой личности, ни один концерт в поселковом клубе не обходился теперь без выступлений их труппы. Парни были настоящими мастерами – пели, танцевали, показывали спектакли, а через некоторое время Владимир Тервонин стал основателем кукольного театра. Вместе с детворой из пармской школы мастерил из папье-маше простеньких, но очень выразительных кукол, писал сценарии и давал настоящие представления. Первым спектаклем, который увидела детвора тогда же, в 72-м году, стал «Конёк-Горбунок». Потом были и другие, всегда проходившие на ура. К сожалению, просуществовал этот театр недолго.
«Интересно было бы сейчас собраться всем «кукловодам», – размышляет Владимир Александрович, – вспомнить наши представления, а то и возродить театр. Думаю, усинской детворе эта затея пришлась бы по душе».
В пармском клубе Владимир Тервонин не только нашёл своё призвание – творить на радость людям, – но и встретил свою настоящую любовь. Причём не на танцах или киносеансе. А на лекции… о здоровом образе жизни.
- Тогда всех медработников обязывали вести разъяснительную работу в организациях, – с улыбкой вспоминает Людмила Тервонина. – Я на публике так терялась – словами не передать, а тут вообще – в зале мужики сидят, а я им буду пальчиком грозить и говорить, что капля никотина убивает лошадь. Но ничего не попишешь – надо. Моя коллега тихо-спокойно прочитала свой доклад, а мне пришлось отвечать на вопросы, причём большинство из них задавал Володя, да так спрашивал, что не поймёшь – шутит он или всерьёз говорит. Кстати, это его обычная манера общаться, он до сих пор меня, бывает, в тупик ставит. С той лекции и начался наш, как теперь говорят, роман. Сейчас, оглядываясь на 36 лет назад, понимаю, что это, наверное, и была любовь с первого взгляда, а две половинки, будь они даже на разных концах Земли, если суждено – встретятся. Вот Усинск нас и соединил.
Благословлённые председателем поселкового совета Аллой Михайловной Босовой, которая регистрировала тогда все акты гражданского состояния, молодожёны зашагали по жизни рука об руку. Она же выдала свидетельство о рождении первенца Тервониных – Юрочки. А годы спустя Владимир Александрович стал верным помощником Аллы Михайловны, 20 лет возглавлявшей усинский Совет ветеранов. Об этой организации он говорит с особой теплотой:
– Совет ветеранов для нас, людей, прошедших войну, знающих, что такое голод, блокада, ужасы концлагерей и непосильный труд в тылу, – больше, чем просто ветеранская организация. Это – настоящая семья. Думаю, не ошибусь, сказав, что в первую очередь благодаря деятельности Совета ветеранов в Усинске, как ни в одном другом городе республики, проявляют столько уважения к ветеранам и заботы. Отрадно, что в нашем городе над нами взяли шефство предприятия Усинска. Такое всеобщее внимание очень важно, и мы искренне признательны всем, кто старается нам помочь. Ведь это – не просто поддержка отдельно взятого ветерана, это – дань истории страны, пример милосердного, ответственного отношения молодёжи к старикам. Мне бы очень хотелось, чтобы, несмотря на стремительно бегущие годы, отдаляющие нас от страшных событий Великой Отечественной войны, молодые люди не забывали о ней.
Помните о Сталинградской битве и битве под Москвой, Курской дуге и прорыве блокады Ленинграда, ведь каждое из этих сражений не только стоило жизни тысячам людей, среди которых, возможно, воевал ваш дед или прадед, но и дарило надежду, укрепляло веру в победу всего нашего народа в Великой Отечественной войне.
Татьяна МАЦАКОВА
Отправить комментарий