Вагит Алекперов считает, что расчленение вертикально интегрированных компаний вернет нефтяную отрасль в советское прошлое

С тех пор как в современной России появились вертикально интегрированные нефтяные компании (ВИНК), созданные по образу и подобию западных нефтяных гигантов, прошло 20 лет. О том, почему сегодня нефтяникам приходиться постоянно оправдываться и как должны выстраиваться взаимоотношения между ними и государством, в интервью «Профилю» рассказал идейный вдохновитель создания ВИНК, бывший исполняющий обязанности министра нефтяной и газовой промышленности СССР, а ныне бессменный президент крупнейшей российской частной нефтяной компании «ЛУКОЙЛ» Вагит АЛЕКПЕРОВ.

– В прошлом году вы расстались со своим стратегическим партнером американской Conoco Philips, а в этом году «ЛУКОЙЛ» заключил партнерские соглашения с «Башнефтью» и «Роснефтью». Зачем вам это, ведь у компании достаточно своих крупных проектов?

– Как вы знаете, в Российской Федерации принят закон, который ограничивает доступ негосударственных компаний к проектам на шельфе и к так называемым стратегическим месторождениям. Альянс же с «Башнефтью» позволил войти в проект по освоению месторождений имени Р. Требса и А. Титова, которые очень органично вписываются в инфраструктуру, построенную нами в регионе. Эта синергия дает возможность нам и нашим партнерам экономически эффективно осваивать эти крупные месторождения. От сотрудничества с «Роснефтью» в Тимано-Печоре мы также получим синергию от капитальных вложений и применения технологических инноваций. Мы заинтересованы совместно с «Роснефтью» работать на шельфе Черного и Баренцева морей и в целом на глобальном рынке углеводородов. Такие проекты, как освоение шельфовых месторождений, всегда несут немало рисков. Разделение рисков дает воз-можность чувствовать себя комфортно всем участникам таких проектов.

– После подписания соглашений было сказано, что это не последний совместный проект. Подробностей тогда не прозвучало…

– Я думаю, что это будут в первую очередь проекты, связанные с геологоразведкой на территории Российской Федерации. Если будут новые конкурсы, скорее всего, мы будем в них участвовать вместе.

– В том числе и в конкурсе по Имилорскому месторождению?

– Возможно. Крупные проекты требуют создания консорциумов – с «Башнефтью» ли, «Роснефтью» или «Газпром нефтью».

– Вы неоднократно говорили, что независимо от формы собственности все нефтяные компании в нашей стране являются национальными, так как работают и платят налоги в России. Поэтому доступ к национальным недрам должен быть у всех компаний равноправный. Более того, вы выражали надежду, что соответствующие поправки будут внесены в закон «О недрах». Не говорит ли заключение соглашения с «Роснефтью» о том, что эти надежды канули в Лету или же они умирают последними?

– В мире нет ничего постоянного. Нашей стране необходимо не только сохранять потенциал ведущей державы, которая обладает уникальными запасами углеводородов, но и поднять статус крупнейшего производителя. Это позволяет сегодня вкладывать дополнительные средства, чтобы вести модернизацию остального хозяйства. Проблем сегодня в стране очень много. Когда мы говорим, плохо ли или хорошо сидеть на нефтяной игле, то я напоминаю, что мы обладаем огромными запасами нефти, уникальными технологиями. У нас есть компании, которые могут такими проектами управлять. И это благо для страны. А в какие отрасли промышленности и социального сектора вложить средства, заработанные «нефтянкой», – это должны решать руководители страны.

– Кстати, что касается распоряжения деньгами. В этом году Минэнерго представило свое видение закона «О нефти». В частности, оформлена озвученная ранее идея ввести налог на сверхприбыль для новых месторождений вместо налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Минфин и Минприроды пока свой вердикт не вынесли. Как вы полагаете, как должна выглядеть налоговая система отрасли?

– Я очень часто задаю вопрос, что лучше – получить 100% от миллиона или же 10% от миллиарда? У любого нефтегазового проекта есть три стадии развития: ранняя стадия, так называемая полка, которая длится несколько лет, и завершающая стадия. Когда идет развитие проекта и необходимы большие капиталовложения, налоговое бремя должно быть более щадящее. В период выхода проекта на полные обороты государство должно снимать всю сверхприбыль. На поздней стадии, когда нужны дополнительные затраты для продления жизни месторождения, целесообразно также снижать налоги. Ведь на поздней стадии разработки в основном добывается вода, а на нефть приходится 5-6%. Сегодня мы платим такие же налоги, как будто добываем только нефть. Поэтому система налогообложения должна быть гибкой. Налог на добавленный доход позволит государству получать дополнительные доходы и в тоже время давать возможность нефтяникам развиваться. Хотел бы также подчеркнуть, что, готовя будущие проекты, мы являемся крупнейшими заказчиками инновационных технологий. К примеру, бурение скважин на двухкилометровой глубине. Человека туда не пошлешь. Нужны специальные роботы, а это поистине космические технологии, необходимы изделия из металла с уникальными свойствами и новое оборудование, способные работать в сложных геологических условиях. Все эти потребности нефтяников дают импульс для развития очень многих отраслей науки и промышленности.

– Вы лично говорили на эту тему с первыми лицами государства?

– Да. Я чувствую понимание, и поэтому сегодня идет активная дискуссия по этому вопросу.

– Минэнерго также озвучивало идею ввести налог на сверхприбыль для новых месторождений вместо налога на добычу полезных ископаемых (НДПИ). Как вы к ней относитесь?

– Несправедливо, если моя компания открывает месторождение с потенциалом запасов в 30 млн тонн, то она должна отдать его государству. Это же большой риск. В таком случае мы бы никогда не начали разведку Северного Каспия. Открыть месторождение, чтобы потом его передали кому-нибудь другому, – в этом нет никакого смысла. Поэтому сегодня надо реформировать законодательство в части геологоразведочных работ, перехода на экономические принципы налогообложения отрасли, то есть на налог на добавленный доход. Сначала компания с определенной нормой рентабельности возвращает вложенные средства, потом зарабатывает государство. Это должно быть законом, чтобы была уверенность в стабильности налоговой системы. Тогда мы сможем привлекать крупные кредиты и работать на перспективу.

– Некоторые эксперты отмечают, что проблемы с ростом цен на топливо можно решить, разделив ВИНК на добывающие, перерабатывающие и сбытовые. Что вы думаете об этом?

– У нас такая же модель компаний, как и в США. Но у нас присутствует определенное непонимание основных принципов работы отрасли. Общество считает нефтяную промышленность криминальной, непрозрачной, работающей только на себя. И это несмотря на то, что основная масса бюджетных средств поступает от нефтяной отрасли. Сегодня же отрасль находится в состоянии постоянно оправдывающейся стороны. Когда говорят о разделении, это значит, что нет понимания принципов работы всей системы. Если мы разделим ВИНК, то разрушим нефтяную промышленность и получится так, как было в Советском Союзе. Тогда мы добывали 625 млн тонн нефти – больше всех в мире. Но можно ли было гарантированно заправиться? Нет, все ездили с канистрами в багажниках. Почему? Потому что все было разделено. Заводы, которые достались нам в 1991-м году, были в разрушенном состоянии и не производили практически ничего, кроме мазута. А сегодня мы уже можем заправлять в свои авто топливо по стандартам «Евро-4» и «Евро-5». Вспомните советские заправки, ведь на них зайти невозможно было без резиновых сапог: грязь вперемешку с бензином по щиколотку. А сегодня какие АЗС, любо-дорого посмотреть! Поэтому, я считаю, если мы хотим разрушить нефтяную промышленность, то нужно все разделить, как это было в свое время в Советском Союзе. Но от этого никто не выиграет – ни государство, ни общество, ни конкретный человек.

– Кстати, вы говорили, что розничный бизнес приносит мало прибыли. Сегодня же есть тенденция к тому, что независимые АЗС уйдут с рынка. Если поступят предложения о покупке, вы будете их рассматривать?

– Нет. Мы уже сформировали свою розничную сеть. Мы хотим больше работать с АЗС, которые управляются частными лицами, обеспечивая их своим топливом. В настоящее время мы начали передавать свои станции в эксплуатацию независимым от компании дилерам. Мы будем снабжать их топливом, контролировать качество сервиса. Дилеры – более гибкие, лучше чувствуют рынок, своего клиента. Фактически мы пробуем внести свой вклад в формирование семейного бизнеса. У нас уже есть хороший опыт такого рода. Так, в Финляндии, где мы владеем почти 500 АЗС, на них работают семьи и работают уже второе-третье поколение, поэтому и отношение к бизнесу у них совсем другое. Мы будем стараться сформировать такой слой населения и в России, который мог бы эксплуатировать от 1 до 10 станций.

– В середине мая Федеральная антимонопольная служба (ФАС) предложила не повышать со следующего года акцизы на бензин, а индексировать с темпом роста инфляции. Как вы относитесь к этим нововведениям?

– Я их поддерживаю. Во-первых, считаю, что исчислять НДПИ на всю добываемую нефть, привязывая его к экспортным ценам, неправильно. Во-вторых, если мы поднимаем акциз на 10%, то и цена бензина вырастет на 10%. Так же не бывает – нам говорят: снижайте цены, а мы увеличим налоги. Это противоречит всем экономическим законам. Поэтому я считаю, что ФАС в данном случае предлагает здравые идеи.

– В прошлом году, среди приоритетных направлений вашей деятельности было получение налоговых льгот для Каспия – и это удалось. Сегодня в отрасли очень много проблем, которые не всегда находят понимание у регуляторов. Нет ли желания сесть в кресло министра, чтобы решить накопившиеся вопросы?

– В кресле министра я уже был. А топливный кризис показал, что необходима достаточно четкая координация действий между правительством в лице Минэнерго и нефтяными компаниями. Должна быть более активной работа комиссии по ТЭК, которую возглавляет Игорь Иванович Сечин. Надо чаще встречаться и обсуждать не только текущие вопросы, но и работать на перспективу. Я всегда был сторонником общеотраслевых принципов. Взять хотя бы тот же Каспий: это льготы не для «ЛУКОЙЛа», это сделано для развития всей нефтегазовой провинции, где работают «Газпром» и «Роснефть». Мы не беспомощные, чтобы нас поддерживали. Мы отрасль, которая динамично развивается, имеет уникальный потенциал и здорова сама по себе. За все последние 20 лет в ней не было ни одного социального эксцесса. Это говорит о стабильности. Сегодня нам нужна только гибкая система налогообложения, которая стимулирует развитие или отдельной нефтегазовой провинции, или отрасли в целом. Я сторонник таких принципов. И не надо делать отдельные исключения. Давайте устанавливать общие правила игры для всех.

– «ЛУКОЙЛ» собирается работать на рынке возобновляемых источников энергии. Что это будут за проекты?

– Мы создали совместное предприятие с нашими итальянскими партнерами для строительства ветроэлектростанций на территории Болгарии и Румынии. Почему в этих странах? Там действует европейское законодательство, которое стимулирует инвестиции в альтернативные виды энергии. Кроме того, мы изучаем возможности строительства солнечных электростанций в Средней Азии. Наша цель – получить технологии и опыт реализации таких проектов. К тому моменту, когда в нашей стране будут приняты аналогичные законы, мы будем уже готовы. Несмотря на то, что эра углеводородов продлится еще долгие-долгие годы, но и она тоже завершится, как закончилась в свое время эпоха угля.